Русская идея: основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века

Конспект по дисциплине «Философия»
Тема: Н.А. Бердяев «Русская идея: основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века”
Объем - 7 страниц
Год защиты - 2013

Н.А. Бердяев «Русская идея: основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века”
Для конспектирования мною не случайно избрано произведение Н.А. Бердяева, представляющее итог раздумий философа о русской душе, об исторических судьбах России, о религиозном призвании ее народа (Впервые опубликовано: Париж: YMCA-Press, 1946. – 258 c. Публикуется по изданию: О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. – М.: Наука, 1990. – С. 43-271.)
Работа должна быть очень интересна новому поколению русских людей, а особенно тем, кто избрал для себя лозунг «Россия для русских».
Николай Александрович Бердяев (1874-1948) – один из представителей русской религиозной философии XX столетия, но прежде всего – первый в нашей стране представитель школы религиозного экзистенциализма, неизменно противопоставляющий свободу духа прокрустову ложу объективной необходимости. Николай Бердяев – одна из ведущих фигур движения, которое впервые заявило о себе сборником «Проблемы идеализма» (1902), затем сборником «Вехи», и положило начало религиозно-философскому возрождению в России. Во время ссылки за революционную деятельность перешёл от марксизма к философии личности и свободы в духе религиозного экзистенциализма и персонализма. В 1922 г. выслан из Советской России, с 1925 г. проживал во Франции.
Николай Бердяев еще при жизни стал одним из наиболее популярных русских мыслителей, широко известным не только в России, но и в Западной Европе. В простой и ясной форме он выразил главные тенденции русской философии, зародившиеся в творчестве Чаадаева, славянофилов и Достоевского. В работах Николая Бердяева получило наиболее адекватное и полное выражение своеобразие русской философской традиции.
В работе «Русская идея» философ исследует «русскость», таинственную субстанцию «русской души». Книга состоит из десяти глав и авторских примечаний и представляет собой размышления Бердяева, которые охватывают исторические события от Крещения Руси до Октябрьской революции, неразрывно связанные с деятельностью Аввакума, Петра I, Чаадаева, Достоевского, Соловьева, Ленина.
Это небольшая по объему работа (228 страниц), поэтому и была прочитана мною целиком и, можно сказать, на одном дыхании. Конечно, это книга не для разового прочтения, к ней нужно возвращаться в разные возрастные периоды, потому что придет новое понимание уже прочитанного, новое осознание уже знакомого, новое вúдение древней истории и современной России.
В самом начале книги Николай Бердяев говорит об особенностях определения национального типа: «Есть очень большая трудность в определении национального типа, народной индивидуальности. Тут невозможно дать строго научного определения. Тайна всякой индивидуальности узнается лишь любовью, и в ней всегда есть что-то непостижимое до конца, до последней глубины. Меня будет интересовать не столько вопрос о том, чем эмпирически была Россия, сколько вопрос о том, что замыслил Творец о России, умопостигаемый образ русского народа, его идея. Тютчев сказал: «Умом России не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить». Для постижения России нужно применить теологальные добродетели веры, надежды и любви».
Как и коммунистические времена, так и сегодня, современная Россия для консервативного, либе¬рального и конформистски настроенного интеллигента Запада предстает через призму бердяевских описаний как загадочный и непостижимый даже для самого себя зверь, одержимый мистическими, анархическими, нацио¬налистическими и апокалипсическими страстями. Бердяев пишет: «Нужно признать характерным свойством русской истории, что в ней долгое время силы русского народа оставались как бы в потенциальном, не актуализированном состоянии. Русский народ был подавлен огромной тратой сил, которой требовал и размеры русского государства. Государство крепло, народ хирел, говорит Ключевский. Нужно было овладеть русскими пространствами и охранять их. Русские мыслители XIX в., размышляя о судьбе и призвании России, постоянно указывали, что эта потенциальность, невыраженность, неактуализированность сил русского народа и есть залог его великого будущего. Верили, что русский народ, наконец, скажет свое слово миру и обнаружит себя».
Очень характерно, что в русской истории не было рыцарства, этого мужественного начала. С этим связано недостаточное развитие личного начала в русской жизни. Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери. Рыцарство кует чувство личного достоинства и чести, создает закал личности. Этого личного закала не создавала русская история. В русском человеке есть мягкотелость, в русском лице нет вырезанного и выточенного профиля: «С Киевской Россией, с Владимиром Святым связаны былины и богатыри. Но рыцарство не развилось на духовной почве православия. В мученичестве св. Бориса и св. Глеба нет героизма, преобладает идея жертвы. Подвиг непротивления — русский подвиг. Опрощение и уничижение – русские черты. Также характерно для русской религиозности юродство –принятие поношения от людей, посмеяние миру, вызов миру».
Н. Бердяев неоднократно говорит о роли государства в жизни общества и человека, показывает его отрицательное и положительное значение. Вопрос о взаимосвязи государства и церкви он представляет в интересном ключе. В частности, он пишет: «Церковь была подчинена государству не только со времен Петра Великого, но и в Московской России. Понимание христианства было рабье. Трудно представить себе большее извращение христианства, чем отвратительный «Домострой». Ив. Аксаков даже отказывался понять, как такую низкую мораль, как мораль «Домостроя», мог породить русский народный характер». Бердяев, видимо, не согласен с тем, что свобода и независимость человека требуют того, чтобы в основу государства была положена не только любовь, но также принуждение и право. Однако, здесь соглашусь, конечно, с Бердяевым, говоря о рабской морали «Домостроя». Совершенно не связывается это произволение с исторически-сложившимся представлением о русских с их наплевательским отношением к законам. А ведь представленная в «Домострое» семья – это ячейка общества, основа государства.
В период царствования Петра I «русская идея» всту¬пает в новую фазу развития благодаря расколу между народом, так и оставшимся, согласно логике Бердяева, восточноправославной мистической стихией, и «правящим слоем» нового европеизированного типа. «Петр Великий, ненавидевший весь стиль Московского царства и издевавшийся над московскими обычаями, был типичный руссак. Только в России мог появиться такой необычайный человек. Русскими чертами в нем были – простота, грубость, нелюбовь к церемониям, условностям, этикету, своеобразный демократизм, любовь к правде и любовь к России. И вместе с тем в нем пробуждалась стихия дикого зверя. В Петре были черты сходства с большевиками. Он и был большевик на троне. Он устраивал шутовские, кощунственные церковные процессии, очень напоминающие большевистскую антирелигиозную пропаганду».
Постепенно от последнего отделился «культурный слой», который во второй половине XIX в. получает наименование интелли¬генции и превращается в главного носителя «русской идеи». Но и этому «духовному» слою общества вскоре суждено было расколоться и претерпеть массу превраще¬ний ввиду того, что сама «русская идея» якобы была по¬нята его представителями различным и противоречивым образом. «Русская интеллигенция есть совсем особое, лишь в России существующее, духовно-социальное образование. Интеллигенция не есть социальный класс, и ее существование создает затруднение для марксистских объяснений. Интеллигенция была идеалистическим классом, классом людей, целиком увлеченных идеями и готовых во имя своих идей на тюрьму, каторгу и на казнь. Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем».
Читая Бердяева, невольно приходишь к мысли: история повторяется. Философ отмечает: «Спор славянофилов и западников был спором о судьбе России и ее призвании в мире. Оба направления в своей исторической форме устарели и могут считаться преодоленными, но самая тема остается. В новых формах она вызывает страсти и в XX в.»
Я думаю, что спор между славянофилами и западниками очень занимал Бердяева и как философа, и как человека, ведь даже внутри этих течений он находил противоположности. Например, по-разному смотрели на искание смысла жизни для народа и для интеллигенции Л. Толстой и Ф. Достоевский. «Религиозная метафизика Льва Толстого, – пишет Н. Бердяев, – менее глубокая и менее христианская, чем религиозная метафизика Достоевского. Но Л. Толстой имел огромное значение в русской религиозности второй половины XIX в. Он был пробудителем религиозной совести в обществе религиозно-индифферентном или враждебном христианству. Он вызвал искание смысла жизни. Достоевский, как религиозный мыслитель, имел влияние на сравнительно небольшой круг интеллигенции, на души более усложненные. Толстой, как религиозный нравственный проповедник, имел влияние на более широкий круг, он захватывал и народные слои».
Очень актуально звучит мысль Бердяева о том, что русский народ как будто бы хочет не столько свободного государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот о земном устройстве: «Русская народная душа воспитывалась не столько проповедями и доктринальным обучением, сколько литургически и традицией христианского милосердия, проникшей в самую глубину душевной структуры. Русские думали, что Россия – страна совсем особенная, с особенным призванием. Но главным была не сама Россия, а то, что Россия несет миру, прежде всего – братство людей и свобода духа. Тут мы подходим к самому трудному вопросу. Русские устремлены не к царству этого мира, они движутся не волей к власти и могуществу. Русский народ, по духовному своему строю, не империалистический народ, он не любит государство».
Несмотря на различные толкования современниками и потомками идей Н. Бердяева о «русской идее», я считаю, что в одном он был, бесспорно, прав: «Русские – максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично».